Война  и дети

   Война - жесточе нету слова.Война - печальней нету слова.

   Война - святее нету слова . В тоске и славе этих лет.

   И на устах у нас иного еще не может быть и нет.

                                                                  А . Твардовский.

" ...Есть поговорка : " На войне детей не бывает". Что ж , верно ибо противоестественно сближение самих этих  понятий. те , что попали в войну, должны были расстаться с детством - в обычном. мирном смысле этого слова. ну те, что выросли в послевоенном мире, - надо ли учить их памяти о войне.

Нарушать  безмятежность их юных лет? Я убежден, необходимо. память - наша история. каким будет взгляд на нее ребенка, таким будет наш завтрашний день. стерев прошлое, мы стираем будущее. Конечно, история войны писалась кровью, и чем дальше уходит время, тем спокойнее будут воспринимать люди, в том  числе и дети, жесточайшие ее факты. Но никогда не должны они перестать волноваться, узнав о них.

Каждый человек хранит в памяти какой-то момент своей жизни, который  кажется ему вторым рождением, перелом во всей  дальнейшей  судьбе. С этими воспоминаниями всегда связаны открытия в самом себе и других людях. Война  живет в душе  переживших ее такими  воспоминаниями, и они никогда не смогут забыть, что родились когда-то.

По-моему, помнить историю своего народа нужно не только потому, что  память сохраняет человеческое достоинство, но и чтобы видеть смысл своей жизни, чтобы не быть одиноким и беспомощным. поэтому войну будут помнить,  писать о ней, как стремились сохранить в летописях наши предки все детали древней истории, - это необходимо человеку, чтобы оправдать свое существование на земле. память истории - это самоутверждение человека, поэтому и через сто лет школьники с гордостью  и волнением будут писать о своем прадеде, который был фронтовиком.

Великая Отечественная война не должна быть забыта не только для того, чтобы не случилось более страшного , но и  чтобы люди помнили, что человек  способен на многое, и никогда не теряли веру в себя..."                

                                                         Е. Линд

                 Рассказывает

Миронова Мария Николаевна.

В нашей семье было четверо детей . Отца не было. он пришел с Финской войны и оставил семью. мы остались с мамой и бабушкой. Мама уходила  на работу, а мы с бабушкой. Помню, как учились в школе. я тогда пошла в первый класс. все ученики в  одном классе, и один учитель на все классы. Учились только до Рождества, а  потом сидели дома. Не было ни тетрадей, ни книг, ни чернил. вместо тетрадей газетные листы. разрезали газеты  на части, листочки сшивали , получались  тетради. Старшие сестры  помогали по хозяйству. зимой возили на салазках дрова из  леса. небольшими вязанками таскали хворост. дрова сырые. бабушка разжигала их с большим трудом. от сырости , шел только дым, а тепла мало. Мерзли до самой весны.

Голодно, холодно, трудно было всем. Детства у нас не было.

    Афанасьева Мария Ивановна

Семья наша была большая, много детей. жили очень бедно.

Когда началась война , мне было 13 лет. на всю жизнь запомнился голод. Все  время хотелось есть. Только просыпались и сразу же просили маму затоплять печь. варили картофельную похлебку. картошку в нее терли на терке, создавая  видимость густоты. Как только  сходил снег, ходили по усадам  собирали мерзлый картофель и делали из него крахмал. из крахмала блины. Питались травой, ели всякую, которая тоько была, начиная с мать- и мачехи. набирали целыми мешками разную траву: лебеду, конский щавель. У меня  было  такое чувство. что хотелось лечь на землю и целовать ее за то, что  только земля может спасти  от голода человека. Чашка крапивных щей, отогревала замерзшую душу. Чего только не варили, чего только не ели, чего не изыскивали. Воистину, как говорили на Руси в старину: " Голод - не тетка". Думалось, что если бы трава росла и зимой то такого голода не было бы. Конечно, это не пища, но помню это чувство очень хорошо: хотелось целовать землю. землю, которая дает все- и хлеб, и все абсолютно, чем может  существовать человек.

Да, я помню…

 

За тобой пожары следом

Стелются, считанные

Ждет тебя неведомое,

Никогда не виданное.

-Путь из дому – путь нелегкий! –

шепчешь ты растерянно.

У пичуги одинокой

                                                                 Гнездышко потеряно.

 

Рассказывает Любовь Павловна Мельникова

 

Я родилась в 1933 году в городе Ленинграде. Вся моя жизнь связана с этим городом. Но сейчас я рассказываю о своем военном детстве. Ленинград и блокада – это слова, неразрывно связана между собой. Мне, как другим  детям, не пришлось пережить всю блокаду. Но и короткое время в блокадном Ленинграде забыть невозможно. Зима 1941-42 года выдалась на редкость суровой. Квартира коммунальная, четыре комнаты, общая кухня. И вот на кухни появилась откуда-то буржуйка – небольшая жестяная печка с выведенной в форточку трубой. Принес ее пожилой сосед. Небольшой кучкой щепок или бумагой кипятили чайник на всех. Если же удавалось раздобыть несколько поленьев дров, буржуйка мгновенно раскалялась, согревая некоторое время комнату. И снова холодно, голодно, жутко. Страшные месяцы… обычно в половине шестого утра мы с братом Артуром были уже на ногах, в шесть часов открывались булочные. На троих нам давали 500 граммов хлеба в день. Маме 250 граммов, у нее рабочая карточка, а нам с братом по 125 граммов. А делили паек поровну, на три равные части. Каждому доставался кусочек тяжелого, похожего на глину, блокадного хлеба. Съедали быстро , и начиналось томительное ожидание следующего утра. Из дома почти не выходили. А когда мама с работы возвращалась, лежали все вместе в кровати, чтобы было теплее. Сил двигаться не было. Утром поднимались с трудом. Ртуть в градуснике опускалась ниже нуля. Опять сосед растапливал буржуйку, кипятил чайник и за общим столом пили кипяток. Глядеть друг на друга жутко. У всех угрюмый вид, закопченные черные лица, провалившиеся глаза; дети похожие на «стариков».

Неожиданно с фронта приехал отец (отец был военным) он решил отправить нас в эвакуацию , в Ульяновскую область, в село Папузы. Здесь жила наша бабушка, мамин брат и сестра.

Дорога во время бомбежек. Ее тоже трудно забыть. Поезд шел и не шел. Он очень часто останавливался, потому, что появлялись самолеты с черными крестами. В поезде были решетчатые узкие окна – высоко под потолком. Я помню этот полутемный вагон, окна, до которых нельзя дотянуться. Вместе с нами ехали и другие беженцы.

Наконец мы дома у бабушки. И здесь было трудно, тяжело, но не было самого страшного -  войны. Мы потихоньку стали «отходить», как выражалась бабушка, стали походить на людей. У бабушки было подсобное хозяйство, правда, небольшое. Огород, на котором засевались и капуста, и морковь, и свекла. Потом морковь и свеклу нарезали тонкими ломтиками, сушили и пили с ними чай. Засевали картошку. Была коза. Козлиное молоко. Казалось, ничего вкуснее его и нет!  До сих пор помню глиняный горшочек, в котором бабушка затапливала молоко. Брат сдружился с деревенскими мальчишками, ходил вместе с ними за травой, из которой бабушка пекла лепешки. Как сейчас помню – зеленые-зеленые. А тогда и они были вкусными.

Уезжали в Ленинград в октябре 1944 года. К этому времени жизнь стала немного налаживаться. Дети посещали садики, стали ходить в школу. Лучше стало с едой.

Я закончила Ленинградский университет, факультет иностранных языков. Проработала всю жизнь учителем английского языка. Сейчас уже на пенсии. У меня есть дочь, внук. Они о блокадном Ленинграде знают из книг и кино, из моих рассказов. Я не хочу, чтобы им пришлось испытать то, что выпало на нашу долю.

 

 

Я много читала книг о войне, смотрела фильмы. Знаю и о блокадном Ленинграде. Но воспоминания этой маленькой худенькой женщины меня потрясли до глубины души. Сколько же пришлось вынести страданий детям блокадного Ленинграда! Я преклоняюсь перед мужеством этих детей.